Из этого коридора только два выхода: дверь, откуда я вышла, и дверь справа от лифта.

Ну, эту задачку головоломной не назовешь.

Бросаюсь во вторую дверь и оказываюсь на лестнице. Как и в случае с лифтом, тут путь только в одном направлении – вниз.

Я медлю полсекунды. Тихо, лестница маленькая, но это хорошо, – она не опасно маленькая, а уютно маленькая. Может, мне стоит посидеть здесь какое-то время? Обнять мишку и пососать большой палец.

Я заставляю себя спуститься на пять пролетов, до самого конца. Ступеньки металлические, босиком идти холодно. Жду, что вот-вот завоет сирена, затопают тяжелые ботинки и со всех сторон по мне откроют шквальный огонь из автоматического оружия. Я думаю о том, как Эван уничтожил четырех вооруженных до зубов и натренированных убийц возле лагеря беженцев. И почему я решила отправиться в логово льва в одиночку, ведь можно было иметь на своей стороне глушителя?

Ну, я не совсем одна. Со мной мишка.

Я прикладываю ухо к двери на нижнем этаже, но слышу только стук собственного сердца. Делаю глубокий вдох и берусь за дверную ручку.

Дверь распахивается наружу и прижимает меня к стене, и лишь после этого я слышу топот тяжелых ботинок. Дверь начинает закрываться, я хватаюсь за ручку и удерживаю дверь перед собой, пока те, кто бежит наверх, не исчезают за первым поворотом лестницы.

В коридор выскакиваю до того, как дверь успевает закрыться. Свет от вращающихся под потолком красных лампочек бросает мою тень на белые стены, стирает и снова бросает. Направо или налево? Я тут немного заблудилась, но думаю, ангар с красными кругами на полу находится справа. Бегу в этом направлении, потом останавливаюсь. Где после сигнала тревоги у меня больше шансов найти основные силы глушителей? Наверняка они сосредоточились у главных ворот базы.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и врезаюсь в грудь очень высокого мужчины с голубыми глазами.

В лагере беженцев я так и не увидела его глаза, они скрывались под похожим на голову насекомого противогазом.

Но я помню голос.

Низкий, не терпящий возражений голос, от которого никуда не спрячешься.

– Привет, овечка, – говорит Вош. – Ты, должно быть, заплутала.

76

Подполковник берет меня за плечо. Хватка у Воша такая же уверенная и жесткая, как его голос.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он. – Кто командир твоей группы?

Я трясу головой, у меня на глазах выступают слезы, и они не поддельные. Думать надо быстро. Моя первая мысль: Эван был прав, действовать в одиночку – самоубийство, и не важно, сколько запасных вариантов мы могли бы придумать. Если бы только Эван был здесь…

Если бы Эван был здесь!

– Он убил ее! – восклицаю я. – Тот человек убил доктора Пэм!

– Какой человек? Кто убил доктора Пэм?

Я мотаю головой, таращу глаза и прижимаю к груди своего потрепанного плюшевого мишку. Из-за спины Воша появляется еще одна группа солдат, он толкает меня к ним:

– Заприте ее и поднимайтесь наверх. У нас нарушитель.

Меня тащат по коридору к ближайшей двери, заталкивают в темную комнату и запирают на замок. Включается свет. Первое, что я вижу, – перепуганная девчонка в белом комбинезоне с плюшевым мишкой в руках. Даже вскрикиваю от неожиданности.

Под зеркалом длинная стойка с монитором и клавиатурой.

Это комната казни, описанная Эваном. Здесь показывают новобранцам фальшивых инвазированных.

«Забудь о компьютере. Не надо снова колотить по клавишам. Варианты, Кэсси. Какие у тебя варианты?»

Я знаю, что по другую сторону зеркала есть еще одна комната. В той комнате должна быть хотя бы одна дверь, и эта дверь либо заперта, либо нет. Я знаю, что дверь в моей комнате заперта, так что могу подождать, когда за мной придет Вош, а могу проникнуть через зеркало в соседнюю комнату.

Я поднимаю один из стоящих в комнате стульев, размахиваюсь и бью им по зеркалу. От удара стул вылетает из рук и с оглушающим, как мне кажется, грохотом падает на пол. На зеркале появляется большая царапина, но кроме нее никаких дефектов я не вижу. Подбираю стул, делаю глубокий вдох, опускаю плечи и, когда замахиваюсь стулом, поворачиваю бедра. Этому меня учили на тренировках по карате: сила удара зависит от угла поворота. Целюсь в царапину. Концентрирую всю свою энергию в одной точке.

Стул бьет о зеркало, я теряю равновесие и падаю на зад. При падении клацаю зубами, да так сильно, что прикусываю язык. Рот заполняется кровью, я сплевываю и бью девчонку в зеркале кулаком в нос.

Я тяжело дышу и снова поднимаю стул. Забыла прием, которому меня научили на тренировках: боевой клич. «Ийа!» Смейтесь сколько хотите, но это действительно концентрирует силу удара.

Третий и последний удар разбивает зеркало. Я по инерции лечу вперед и натыкаюсь на стойку, которая мне по пояс. Мои ноги отрываются от пола, а стул влетает в соседнюю комнату. Теперь я вижу еще одно кресло дантиста, модуль с процессорами, провода на полу и очередную дверь.

«Господи, умоляю, пусть она будет открыта!»

Я подбираю мишку и пролезаю в пробоину. Представляю, какое будет лицо у Воша, когда он вернется и увидит изувеченное зеркало. Дверь по другую сторону не заперта. Она ведет в коридор из белых шлакоблоков, с дверями без табличек. Так, опять варианты. Но я не иду в этот коридор. Я топчусь на пороге. Передо мной неизвестно куда ведущий путь. За мной путь уже пройденный. Они увидят разбитое зеркало. Они поймут, куда я направилась. Как далеко я смогу уйти от них? Во рту опять скапливается кровь, заставляю себя проглотить ее. Ни к чему облегчать им работу.

И без того уже облегчила – забыла подпереть стулом дверь в первой комнате. Стул их, конечно, не остановит, но добавит несколько драгоценных секунд в мою копилку.

«Кэсси, если что-то идет не так, не заморачивайся. У тебя сильные инстинкты, доверься им. Обдумывать каждый ход хорошо в шахматах, но это не шахматы».

Бросаюсь обратно через комнату казни и ныряю в разбитое зеркало. Я неправильно рассчитала ширину стойки, в результате совершаю кувырок, приземляюсь на спину и сильно ударяюсь затылком об пол. Секунду у меня перед глазами вспыхивают красные искры, потом я вижу потолок, а под потолком металлические трубы. Ту же систему труб я видела в коридорах.

«Кэсси, это же чертова вентиляция бомбоубежища!» – говорю я себе.

77

Удираю по-пластунски, боюсь, что кронштейны не выдержат мой вес и в любую секунду целая секция воздуховода обрушится в коридор. На каждом стыке останавливаюсь и прислушиваюсь. Сама не знаю, что хочу услышать. Плач испуганного малыша? Счастливый детский смех? Воздух здесь холодный, он поступает снаружи и проникает под землю. Совсем как я.

Воздух принадлежит этому месту, а я – нет. Как там Эван сказал? «Сэмми будет в группе, где ребята старше его, так что я уверен: искать надо в казармах вокруг плаца».

Спасибо, Эван. Это мой новый план. Я найду ближайшую вентиляционную шахту и выберусь на поверхность. Только когда выберусь, не буду знать, где я и где плац. И естественно, все входы и выходы на базу будут перекрыты. Кругом бегают глушители и дети-солдаты с промытыми мозгами. Все ищут девчонку в белом комбинезоне. И не забывай о плюшевом мишке. Пришло время признаний! Почему ты настояла на том, чтобы взять с собой этого проклятого мишку? Сэм бы меня простил. Я не обещала ему принести мишку. Я обещала прийти сама.

При чем здесь этот мишка?

Через каждые несколько футов надо выбирать: направо, налево или прямо? И через каждые несколько футов остановка, чтобы прислушаться и сплюнуть кровь. Капли крови в воздуховоде меня не волнуют, это хлебные крошки, которые покажут мне обратную дорогу. Язык распух и пульсирует в такт сердцу. Это такой язык-таймер, отсчитывает минуты, оставшиеся до того, как я буду обнаружена и доставлена к Вошу, а он прикончит меня, как прикончил папу.

Навстречу быстро движется что-то маленькое и коричневое. Очень быстро, как будто выполняет важное задание. Таракан. Я уже натыкалась на паутину, на кучи пыли и какую-то загадочную липкую дрянь, которая вполне могла оказаться ядовитой плесенью, но это первая серьезная угроза, с которой я сталкиваюсь в воздуховоде. Пауки, змеи, что угодно, только не тараканы. И вот именно здесь таракан приближается к моему лицу. Живо представив, как он забирается ко мне в комбинезон, я прихлопываю его единственным доступным мне способом. То есть голой рукой. Хрясь!