«До свидания, Кэсси. До свидания, мишка».

Потом пыль проглатывает Кэсси и мишку, а он остается один. Все места в автобусе заняты детьми, но нет мамы, нет папы и нет Кэсси. Наверное, не надо было оставлять мишку – сколько он себя помнил, мишка всегда был с ним. – Но мама тоже была всегда. И мама, и бабушка, и дедушка, и вся семья. И дети из класса мисс Нейман, и сама мисс Нейман, и все Маевски, и добродушная кассирша из супер-маркета «Крогер», у которой под прилавком земляничные леденцы.

Теперь никого нет.

Он убирает руку от окна, а стекло запоминает его ладонь. Только след от ладони не такой четкий, как фотография, это скорее смазанная тень, совсем как лицо мамы, когда он пытается ее вспомнить.

Если не считать лиц папы и Кэсси, все остальные лица, которые он когда-то знал, смазались в его памяти. Теперь лицо любого человека стало для него незнакомым лицом чужого человека.

По проходу в автобусе идет солдат. Он уже снял противогаз. У него круглое лицо и усыпанный веснушками маленький нос. Солдат, с виду ровесник Кэсси или, может, чуть-чуть постарше, по пути раздает детям пакетики с фруктовым мармеладом и коробочки с соком. Дети тянут грязные ручки за лакомствами. Многие уже сутки не держали ни крошки во рту. Для некоторых солдаты – первые взрослые, встреченные после смерти родителей. Самые тихие дети – это те, кого нашли на городских окраинах, они бродили там среди обуглившихся трупов, а теперь ведут себя так, будто кроме трупов ничего в своей жизни не видели. Они одеты в лохмотья, лица изможденные, а в глазах пустота. Совсем не похожи на детей, которых забрали из лагерей беженцев, таких как Сэмми.

Конопатый солдат подходит к последнему ряду сидений в автобусе. У него на рукаве белая повязка с красным крестом.

– Привет, – говорит солдат, – хочешь перекусить?

Коробка с соком и мармеладные фигурки динозавров. Сок холодный. Холодный. Никогда ему не давали пить такое холодное.

Солдат легко и непринужденно садится рядом с ним и протягивает ноги в проход. Сэмми протыкает соломинкой дырочку в коробке с соком, втягивает немножко в рот и смотрит через проход на девочку, она ссутулилась и клюет носом. Розовая майка на ней вся в пятнах сажи, шортики изодраны до дыр, а на босоножках присохли комки грязи. Девочка улыбается, ей снится хороший сон.

– Ты ее знаешь? – спрашивает солдат.

Сэмми отрицательно качает головой. Этой девочки не было в его лагере.

– Почему у тебя красный крест на повязке?

– Это значит, что я доктор. Помогаю тем, кто заболел.

– А почему ты снял противогаз?

– Он мне больше не нужен, – отвечает доктор и забрасывает в рот пригоршню мармеладок.

– Почему?

– Чума осталась там. – Солдат показывает пальцем в заднее окно, туда, где Кэсси с мишкой в руках превратилась в точку и исчезла в коричневой пыли.

– А папа говорил, что чума везде.

Солдат качает головой:

– Там, куда мы едем, ее нет.

– А куда мы едем?

– В лагерь «Приют».

– Куда? – переспрашивает Сэмми.

– Тебе там понравится. – Солдат хлопает его по коленке. – Мы всё для тебя приготовили.

– Для меня?

– Для всех.

Кэсси на дороге помогает мишке махать лапой.

– Тогда почему вы всех не взяли?

– Возьмем.

– Когда?

– Как только вы, ребятки, будете в безопасности.

Солдат снова глядит на девочку, потом встает, снимает с себя зеленую куртку и заботливо укрывает спящую.

– Самое главное – это вы, – говорит солдат, и лицо у него становится решительным и серьезным. – Вы наше будущее.

Узкая земляная дорога превращается в широкую и мощеную, а потом автобусы выезжают на еще более широкую дорогу. Двигатели ревут громче, автобусы набирают скорость и мчатся по расчищенному от всякого хлама шоссе на восток. Заглохшие машины оттащили на обочину, и они не мешают колонне с детьми.

Конопатый доктор снова движется по проходу, но теперь он раздает детям бутылки с водой и закрывает окна, потому что некоторые дети мерзнут, а некоторых пугает ветер, завывающий, как чудище лесное. Воздух в автобусе очень быстро становится спертым, температура поднимается, и детей клонит ко сну.

Но Сэм отдал мишку Кэсси, а он никогда не засыпал без своего мишки, никогда, во всяком случае после того, как мишка появился в его жизни. Он устал, но он без мишки. Чем больше Сэмми старается забыть мишку, тем чаще его вспоминает и тем больше сожалеет о расставании с ним.

Солдат предлагает Сэмми бутылку с водой. Сэмми улыбается и притворяется, что ему совсем не одиноко без мишки, но солдат понимает: что-то не так. Он снова садится рядом с Сэмми и предлагает познакомиться. Солдат говорит, что его зовут Паркер.

– Долго еще? – спрашивает Сэмми.

Скоро стемнеет, а темнота – самое плохое время. Ему никто об этом не говорил, он просто знает: когда они придут, они придут в темноте и без предупреждения, – еще одна волна. И ничего нельзя будет сделать, это просто случится, как когда-то выключился телевизор, заглохли все машины, попадали самолеты и началась чума. Кэсси и папа сравнивали это с домовыми муравьями. А маму обернули в окровавленные простыни.

Когда иные объявились в первый раз, папа сказал ему, что мир изменился и все уже не будет таким, как раньше. Папа сказал, что иные могут забрать его к себе на корабль-носитель или даже увезти в космическое путешествие. И Сэмми не мог дождаться, когда же он улетит в космос, как Люк Скайуокер на своем X-крылом корабле. Каждый вечер был для него как канун Рождества, он ждал, что проснется утром и найдет в своей комнате чудесные подарки от иных.

Но иные не принесли ничего, кроме смерти.

Они явились не с подарками для него. Они явились, чтобы все забрать.

Когда же они остановятся? Может быть, никогда. Может быть, инопланетяне не останавливаются, пока не заберут все, пока весь мир не станет таким же пустым и одиноким, как Сэмми без мишки.

Поэтому он и спрашивает солдата:

– Далеко еще?

– Нет, совсем недалеко, – отвечает солдат по имени Паркер. – Хочешь, я с тобой побуду?

– Мне не страшно, – говорит Сэмми.

«Теперь ты должен быть храбрым» – так сказала ему Кэсси в день, когда умерла мама.

Тогда он увидел пустую кровать и сразу понял, что мама ушла, как ушла бабушка и все, кого он знал и не знал, как те люди, трупы которых складывали в кучи и сжигали на окраине города.

– Теперь тебе ничто не угрожает, – говорит солдат.

То же самое говорил папа в тот вечер, когда отключилось электричество. Тогда папа, после того как плохие люди с оружием начали грабить дома, заколотил досками окна и запер все двери.

«Теперь тебе ничто не угрожает».

После того как заболела мама, папа дал им с Кэсси марлевые повязки на лицо.

«Это просто для надежности, Сэм. Я уверен, тебе ничто не угрожает».

– Тебе понравится в лагере «Приют», – говорит солдат. – Вот увидишь. Мы там все устроили для таких ребят, как ты.

– А они нас там не найдут?

Паркер улыбается.

– Ну, я не знаю. Но сейчас это самое безопасное место в Северной Америке. Там даже есть невидимое силовое поле, на случай, если плохие гости захотят что-то сделать.

– Силовых полей не бывает.

– Ну, раньше люди говорили то же самое об инопланетянах.

– А ты видел хоть одного?

– Пока нет, – отвечает Паркер. – Никто не видел. Во всяком случае, из тех, кого я знаю. Но мы ждем не дождемся, когда увидим.

Паркер улыбается. Это такая жесткая улыбка солдата, у Сэмми от нее быстрее стучит сердце. Ему хочется быть таким же взрослым, как солдат Паркер.

– Как тут угадать? – говорит Паркер. – Может, они выглядят в точности как мы. Может, ты сейчас на одного такого смотришь.

Теперь он улыбается по-другому. Дразнится.

Солдат встает, а Сэмми тянется к его руке. Он хочет, чтобы Паркер остался.

– В лагере «Приют» правда есть силовое поле?

– Так точно. Видеонаблюдение ведется двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, а вокруг ограждение высотой двадцать футов с острой-преострой проволокой поверху, а еще злые собаки, они унюхают инопланетянина за пять миль.